Традиционные в начале декабря в Петербурге Дни Эрмитажа в этом году совпадают с 80-летним юбилеем директора музея Михаила Пиотровского, действительного члена Российской академии наук и Российской академии художеств, члена президиума Совета по культуре и искусству при президенте России, профессора Санкт-Петербургского государственного университета, президента Союза музеев России, президента Всемирного клуба петербуржцев, почетного гражданина Санкт-Петербурга.
Накануне праздничных событий Михаил Пиотровский рассказал "Интерфаксу", каким должен быть современный музей, какие у него главные враги, а также о задачах, стоящих перед Эрмитажем.
- Михаил Борисович, должен ли современный музей отвечать на вызовы времени?
- Музей должен реагировать на вызовы времени. А как — это уже его личное дело. Эрмитаж отвечает на вызовы времени вот уже 260 лет. Они самые разные. 25 лет назад, когда мы вышли в открытое общество, это были одни вызовы, и нужно было справиться с жуликами и бандитами. Сейчас из открытого общества мы уходим в закрытое, поэтому проблемы те же самые. Враги остались примерно те же.
- А Эрмитаж можно назвать современным музеем?
- В современности нет особой прелести. Современность - это то, что есть сейчас. Не надо все время стараться соответствовать моде. Соответствовать моде нужно частично. Но, с другой стороны, и не надо быть старомодным. Культура и музей должны определять моду.
- Какие самые серьезные угрозы существуют для Эрмитажа: климат, объем реставрации, поток посетителей...?
- Это все не угрозы. Климат - это не угроза, хотя сейчас часто говорят, что летом тяжело, потому что Петербург вообще не рассчитан на те температуры, которые есть, и никакая система кондиционирования не будет с ними справляться. Поэтому тут надо просто принимать паллиативные меры на два-три месяца.
Что касается посетителей. Мы были тем музеем, который убрал понимание в России и в мире, что чем больше посетителей, тем лучше. Весь мир стонет от туристов. Спасибо пандемии, она научила нас, и сейчас есть сеансы посещений. Люди приходят в определенное время и находятся в музее, сколько хотят. За год (с начала 2024 года – ИФ) мы приняли 3,2 млн посетителей.
- А какие угрозы настоящие?
- Большие угрозы две, одна из них — мощная бюрократизация, которой не нравится особый характер Эрмитажа. Эрмитаж — это супер музей, громадный, сейчас он под прямым покровительством президента, отдельная строка в бюджете. В Эрмитаже можно работать до конца жизни. Мы выжимаем из сотрудников все соки, пока они могут работать. Чем больше человек работает, тем больше у него опыта, а бюрократизация считает, что все должно быть по полочкам.
У нас сейчас идет четырехмесячная проверка, которая устанавливает, по правилам ли работает ли музей. Кажется, что по правилам — это то, как надо, но правила — это результат вторжения искусственного интеллекта, это примитивные вещи, которые можно выразить в цифрах. Цифрами можно измерить только простые вещи. Но наука не измеряется цифрами, вот прыжок можно измерить, да, а науку нет. Вся отчетность, которую нам приходится делать, составлена для машины и самой машиной, люди тут только переносчики. Машина говорит, хорошо мы работаем или плохо. Бюрократия пытается задавить музейную автономию, но культурный суверенитет надо защищать.
Во время большого поворота корабля, а сейчас мы на таком повороте, на него пытаются залезть пираты. Вот пираты, то есть вторая угроза, — это коммерция. Стремление заработать побольше денег. Есть иллюзия: если тут такие потоки людей, надо на этом заработать. Это опасно для музея, это может привести к раздроблению музея, его морального климата внутри. Если убрать традиции, музей весь рассыплется.
- Какие выставки были самыми запоминающимися для Вас за последние годы?
- Наша выставка про революцию была очень мощной. Это и консервативно, и очень современно. Но я хочу отметить, что для нас главное — это постоянные экспозиции, а не выставки. За 30 лет открылось огромное количество постоянных экспозиций, открылся Главный штаб, открытые хранения в Старой деревне, запасные галереи. Все новые, отреставрированные. Выставки — это вещь дополнительная. Главные выставки, которые должен делать музей — это выставки осмысления своих коллекций, у нас это отчет об эрмитажной коллекции. Все они должны соответствовать неким принципам. Совсем временные выставки — это наша обязанность рассказывать о русской истории: революции, Александре I, Екатерине, Елизавете.
Каждая выставка в Николаевском зале длится 3-4 месяца, это миллион посетителей. Мы не делаем выставки для заработка, привлечения внимания. Выставка в Эрмитаже - это бонус для того, кто пришел в музей, либо Эрмитаж — бонус для того, кто пришел на выставку. Важно, что люди приходят и туда, и сюда, и на выставки нет отдельного билета.
- А какие выставки стали вашими любимыми?
- У меня есть две любимые выставки, которые очень трудно было сделать и которые я мечтал сделать. Это Пьеро делла Франческа. Блестящая выставка, на ней были редкие вещи, которых несколько в мире, и их никто не дает. Вторая выставка современного искусства - Ансельма Кифера. Я очень люблю Кифера. Событие получилось очень эрмитажным. Кифер посвятил его Хлебникову, написал 40 картин, посвященных поэту, и все они были про революцию. Сложилось такое общее ощущение революционного Петрограда.
- Реставрационно-хранительский центр в Старой деревне выполняет и функцию фондохранилища и в то же время является музейным центром на окраине города. Можно ли ожидать, что такие эрмитажные места появятся в других районах Петербурга?
- Безусловно нет. Фондохранилища вовсе не для того, чтобы позволять людям в спальных районах не ходить в Эрмитаж. Если они живут в Петербурге, они должны найти возможность приехать. Эрмитаж - это все вместе. Картины без музея ничего не стоят. В Старой деревне особый вид показа, это рассказ о хранилище и о том, что главное в музее — это хранилище. Выставки и строительство - не обязательны, а вот хранить и реставрировать для музея - обязательно. В хранилище мы допускаем людей, чтобы они могли видеть, как это все происходит. При всем уважении к людям музей лишь частично является тем местом, в котором что-то показывают. И совсем музей не является местом развлечения, это место просвещения. Он лечит, но он не развлекает. Он может быть походом в Диснейленд, но не должен быть Лунапарком.
- Много лет Вы возглавляете Союз музеев России. Какие решения организации стали самыми важными?
- Союз объединяет примерно 550 музеев. Первая задача — создание единого музейного пространства России. Когда не сверху указания поступают, а есть музейное общение. В результате образования Союза появилось множество ассоциаций горизонтальных. Вторая задача — законодательство. Из последних достижений - мы добились возвращения в законодательство пункта о неприкосновенности музейных коллекций. Это очень важно, потому что всегда есть соблазн делить. Есть соблазн у начальников — все со всех собрать и сделать отдельный музей. Не надо ни с кого собирать, а надо придумывать новое. Третья задача — это кадры. Мы проводим конкурс музейных лидеров России, составляем список образцовых директоров, музейных хранителей, чтобы был резерв.
- В Петербурге несколько лет назад появился Центр Бориса Пиотровского, цель которого сохранять культурное наследие. Можно ли сказать, что у центра и Эрмитажа одна цель?
- Петербург - это город, который держится на любви своих граждан, Петербург состоит из малых вещей. У нас не так много шедевров, но ансамблей много, каждая улица - это ансамбль. Очень важно ничего не разрушать, сохранять. Центр Бориса Пиотровского выполняет эту задачу. Борис Борисович был главой ВООПиКа долгое время. Сегодня энтузиасты из этой организации собирают витражи, которые разрушаются. Это великая вещь. Центр рассказывает историю того, как люди самоотверженно что-то делали: про кусочек решетки Зимнего сада, знаменитого Мефистофеля. Это напоминания, которые как бы говорят "не забудьте!". Очень важная роль центра — привлечение людей. Активность людей очень помогает.
- Расскажите о работе пяти центров-спутников Эрмитажа? Какую роль они выполняют?
- Важно понимать, что это не филиалы Эрмитажа, а именно спутники, самостоятельные юридические лица. Стратегию они делают вместе с нами, но их существование зависит от воли местной власти. Если она хорошая, они процветают. Это очень хороший способ помогать музеям на местах.
- Какие масштабные выставки ожидаются в ближайшее время?
- Будет выставка Каспара Давида Фридриха. Потрясающая, современная. Он был великим романтиком. В России, за пределами Германии находится лучшая коллекция Фридриха. Кроме того, что он потрясающий художник, его любил Николай I, он покупал его работы. Мы делаем громадную выставку, хотя вещей из Германии не будет. Там будут потрясающие придумки. У него есть прозрачные картины, художники из Академии художеств будут их восстанавливать. Одновременно мы будем привлекать искусственный интеллект к этой работе. Посмотрим, кто лучше справится. На выставке будет играть музыка, мы проведём несколько концертов, ансамбль musicAeterna придумал музыкальное сопровождение. А в Николаевском зале будет звучать Пятая симфония Малера.
- Как вы больше ощущаете себя, как хранитель традиций или реформатор?
- Я, конечно, больше хранитель традиций. Я сознательно завершил и продолжил все, что делали предыдущие поколения. Два Эрмитажа: здесь и в Старой деревне, Главный штаб, Дворцовая площадь и общая ситуация того, что Эрмитаж признали в мире. Мы активно занимаемся теорией и практикой "небесного Эрмитажа". Реформы должны быть для того, чтобы сохранить традиции и оставаться самим собой.
Фото © Государственный Эрмитаж / Светлана Рагина / Интерфакс
