Как известно, пандемия не закончилась, но музеи начали работать в условиях, «приближенных к боевым».
Символично, что сезон начался выставкой одного из главных сегодня китайских художников Чжан Хуаня. Сегодня на бытовом уровне и уровне руководителей некоторых стран звучит, что именно эта страна принесла миру заразу. Важно было открыть выставку художника, который размышляет о пандемии, о той боли, которую она принесла Китаю. Ему, художнику мирового уровня, особенно тяжело, что болезнь пришла из его страны. Картины, которые он написал во время пандемии, называются «Любовь».
Дело не только в том, что Чжан Хуань пишет пеплом, который собирается в буддийских святилищах. Художник пытается через современное искусство передать буддийские истины о бренности существующего мира, показать, что есть ценности, которые способны снимать переживания, в том числе и связанные с пандемией.
Выставка, сделанная художником из Китая для Эрмитажа и вместе с музеем, пытается дать ответ на важнейшие вопросы нашего бытия. В ней философия, к которой надо прислушаться.
Уже давно все живут замкнуто, границы закрыты. Выставка китайского художника морем объехала мир и прибыла в Николаевский зал Зимнего дворца. И в этом тоже большой смысл.
Вторая выставка мирового уровня приехала из Венеции, с Венецианской биеннале. Инсталляция Александра Сокурова посвящена картине Рембрандта «Блудный сын» и евангельской притче - символам милосердия. В Эрмитаже, в еще более жесткой манере, чем в Венеции, Сокуров говорит, что покаяниям верить нельзя. Человек покаявшийся, получивший прощение, может продолжить творить зло. В инсталляции изображено покаяние на фоне страшной войны, а в завершение - схватка отца и сына. Высказывание жесткое, его чуть смягчает финал - птичьи гнезда. Надежда, что все будет хорошо.
Мы готовим еще одну выставку мирового значения «Железный век. Европа без границ». Это российско-германский проект, в котором участвуют Эрмитаж, Исторический музей, ГМИ им. Пушкина, берлинский Музей доистории и ранней истории. Это серьезный археологический разговор о Европе. Часто вспоминают формулу Шарля де Голля «Европа от Лиссабона до Владивостока». Выставка показывает, что Евразия и была от Владивостока до Лиссабона. В нее войдут археологические вещи - скандинавские, скифские, сарматские. Будет видно, как похож любимый нами скифский звериный стильна стили европейских кочевников.
Громадное значение этой выставки и в том, что мы в который раз вместе с германскими друзьями включаем в нее вещи из так называемого перемещенного искусства, вывезенного из Германии после Второй мировой войны. Сегодня это один из острейших вопросов международных отношений. Вещи, перемещенные в качестве компенсации, - последний неликвидированный результат Второй мировой войны. Границы поменялись, Германия объединилась. Вместе с германскими музейщиками мы изобрели простой и очень важный рецепт, как быть с «перемещенным искусством». Конечно, везти что-то в Германию пока невозможно. Мы эти вещи выставляем, объединяя с нашими и германскими коллекциями. Они лежат рядом. Мы вместе их изучаем, делаем каталог выставки. В сегодняшнем мире подобное происходит редко.
Для музеев самое главное - показывать культуру. Какие за этим стоят политические амбиции - дело второе или третье. Сейчас в мире политкорректности такая выставка говорит о том, что надо не в глотки впиваться друг другу, а искать единство мнений.
Музеи готовы говорить о важных вещах. Это далеко не всем нравится. Я не раз повторял: музеи - мосты. Как сегодня у Эрмитажа с Венецией и Китаем. Мы показываем, как эти мосты работают и должны работать. И делаем это в условиях наступления на интеллигенцию и интеллигентность. Пандемия ситуацию усугубляет. Когда в пандемию мы назвали жизнь Эрмитажа «интеллигентной изоляцией», это вызвало в том числе и раздражение.
Интеллигенцию винят всегда и во всем. Она каялась после революции и за неудачные последствия перестройки. Хотя на самом деле интеллигентный подход к политическим переменам спас нашу страну от кровавой гражданской войны и иностранной интервенции.
Приходят другие слова, которые заменяют слово «интеллигенция». Одно из них - бюджетники. Это означает нищие, потому что кормятся от государства. Бюджетники зависимы, им платит государство, а не такой замечательный человек, как капиталист или хозяин завода. Презренные бюджетники могут и выборы фальсифицировать. Если они приходят на митинг, это плохой митинг. Это сродни упрекам интеллигенции, которые звучали среди революционеров.
Посмотрим, из кого состоит интеллигенция. Это врачи, которых в последние годы упрекали в алчности, недобросовестности... Вдруг оказалось, что это самые благородные люди, они умирают, борясь с пандемией. Чиновникам начинает казаться, что деньги, которые выделяются врачам, надо проверять - как бы не украли.
В среде чиновников немало интеллигентных людей. Но повсеместно звучит, что чиновники не воровать не могут. Учителя тоже мерзавцы, педофилы, грабят родителей...
Стереотипы о людях, из которых состоит интеллигенция, в обществе не самые лучшие. В той же категории и священники. О них создается впечатление: жулики, мракобесы, ездят на дорогих автомобилях... Дело не в том, правда это или нет в каждом конкретном случае. Проблема в настрое общества.
Возникает стереотип, что и в Академии наук сплошные жулики. Казалось бы, благородное дело: проверять докторские диссертации на плагиат. Хотя всем ясно, что они наполовину основаны на чужих материалах. Каков результат? Никто не хочет защищать докторскую диссертацию. Если есть возможность обходиться без степеней, так и поступают. У нас в Эрмитаже даже материальные стимулы не работают. Престиж науки и докторской степени падает. Восстановить его сложно.
Я уже не говорю о музейщиках. Они априори воры, агенты, которые пытаются протаскивать иностранное искусство. Деньги, с которыми имеют дело люди, работающие в культуре, - техническая погрешность. Но этих людей постоянно поучают.
Все вместе складывается в неприятную картину отторжения интеллигенции и интеллигентности. В этой атмосфере родился и вырос жанр доносов, которые пишут по любому поводу. Музейщиков нельзя допускать к выставкам, врачей - к принятию решений о закупках лекарств...
Дошло до того, что донос, появившийся в печати, может послужить основой для расследования. Раньше сигналы, исходившие от анонимных источников, оставались без внимания. Теперь любая клевета может стать основанием для прокурорских проверок. И это становится действенным оружием. Материя тонкая. Но в обстановке недоверия психологическое давление усиливается, особенно на фоне пандемии.
Появилось понятие, пришедшее из Америки, - сделка со следствием. Человек освобождается от наказания, помогая испортить жизнь другим людям. Подобное решение может быть правильным, но оно очень сложное, это громадная ответственность. Так же, как и в истории с доносами, исчезает элемент этики.
В последнее время мне приходится участвовать во многих конференциях, в том числе в конференции Американской академии наук. Академическую среду сегодня волнует многое, что кажется само собой разумеющимся.
К примеру, один из важнейших вопросов - доверие. Проблема общемировая. Люди никому не доверяют. Сейчас это ярко выразилось. Во всем мире нет доверия к вакцине против нового вируса.
Общечеловеческая проблема - достижения как мерило успеха. Если говорить примитивно: разбогател, получил высокий пост - молодец. Тот, кто не добился успеха, неудачник. Вещи, казалось бы, само собой разумеющиеся у нас, в Европе и в США. Возникает вопрос: может ли такое общество быть счастливым? Слишком много людей оказываются за бортом.
Еще один пример из американской жизни, о котором нам тоже стоит задуматься. Беспорядки в Америке показывают, что полиция ничему не учится. Там, условно говоря, «силовики» как стреляли в спину черным девять или пять лет назад, так поступают и сегодня. Общемировая проблема: люди, обладающие силой, привыкли с ее помощью решать проблемы.
Необходима мягкая, интеллигентная сила, сила слова. Общество озлоблено, пандемия ситуацию усугубила. С этим надо что-то делать, искать подход к тому, как приспособиться к новым условиям жизни.
Недавно на Би-би-си меня спросили, какое лекарство прописал Эрмитаж от пандемии. Вопрос нужно адресовать тем, кто ходит в музей. Надо не прокуратуру привлекать по поводу, кто и какие картины выставил, а спорить, как мы оцениваем окружающий нас мир, как его оценивают художники. Споры способны в словах и образах топить гнев.
Не обязательно всем быть миллионерами и премьер-министрами. В жизни много других задач и интересов.
Фото: Санкт-Петербургские Ведомости
