Представитель Фонда содействия строительству культовых сооружений Русской православной церкви в Санкт-Петербурге Филипп Грибанов в интервью корреспонденту “Ъ” Марии Кузнецовой рассказал о планируемом восстановлении колокольни Смольного собора, реакции экспертного сообщества и жителей на появление новой архитектурной доминанты, а также способах преодоления критических настроений и новых открыточных видах Петербурга.
— В настоящее время при содействии фонда восстанавливаются два культовых объекта. Расскажите, на каком этапе они находятся и когда планируется завершить эту работу.
— Работы на нашем первом объекте, церкви Пресвятой Троицы в составе выявленного объекта культурного наследия «Киновия Александро-Невской лавры» на Октябрьской набережной, уже завершены. Когда мы в 2015 году приступили к восстановлению, здание было полуразрушено и находилось в аварийном состоянии. Сейчас идет финальная приемка со стороны КГИОПа, и после ее завершения мы будем передавать церковь епархии — это намечено на начало следующего года. Второй объект — церковь Иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость С Грошиками» на проспекте Обуховской Обороны, утраченная в 30-е годы прошлого века. Предполагается завершить ее строительство до конца следующего года.
— А к реализации каких проектов фонд планирует приступить в ближайшее время?
— Одна из жемчужин нашего портфеля — первый храм Петербурга, Троицкая церковь, которую заложил сам Петр. Поскольку в нынешних условиях этот деревянный храм невозможно воссоздать в рамках уже сложившегося окружения, было принято решение организовать на историческом месте памятный знак. Еще один объект — церковь Бориса и Глеба на Синопской набережной, которая была снесена в 70-х годах. Несмотря на то что фундаментов церкви не сохранилось, рядом есть пустующий участок, поэтому смещение будет минимальное. А это значит, что церковь будет восстановлена практически на историческом месте. Я считаю, воссоздание подобных доминант в нашем городе просто необходимо, даже несмотря на их относительно нецентральное местоположение. Особенно на набережных, поскольку это способствует формированию новых открыточных видов Петербурга.
— Но наверняка наибольшую реакцию со стороны жителей города вызовет проект воссоздания колокольни Смольного собора.
— Мы довольно долго изучали и анализировали данный объект: как с исторической, так и с технической стороны. У нас есть подтверждение тому, что колокольня не просто была в проекте, как многие думают, а была достроена выше зданий келейных корпусов. По замыслу Растрелли предполагалось, что, проходя через арку и попадая внутрь, человек должен был видеть величественный собор — примерно как открывающиеся шкатулки. В течение 30 лет колокольня использовалась как здание для служб. Позже, уже при Екатерине, когда Растрелли выгнали из страны, собор возводили совершенно другие архитекторы, испытывавшие антипатию к барокко. Они отказались от колокольни и все разобрали, достроив при этом келейные корпуса. А в ходе проведенной в 2010 году археологической экспертизы был обнаружен огромный фундамент — то есть по тем временам была проделана титаническая работа. Дальше мы изучали техническую возможность строить колокольню с максимальным сохранением фундамента, оценивая влияние на соседние здания. И это оказалось возможным. Параллельно мы интересовались мнением экспертного сообщества. И выяснилось, что большинство выступает за. Мы всесторонне подошли к вопросу, поскольку наш главный принцип — соблюдать интересы Санкт-Петербурга.
— А проводили ли вы социологические опросы, чтобы узнать мнение обычных жителей?
— Да, проводили, поскольку врать самим себе не имеет никакого смысла. Мы приняли решение провести масштабное социологическое исследование среди жителей Центрального района. В наших интересах было увидеть объективную картину, дабы не заблуждаться и не впадать в раж. И результаты нас сильно удивили. Довольно много людей — около 30% — либо поддержали идею, либо проявили интерес к проекту, о котором не слышали ранее.
— Можно ли из этого сделать промежуточный вывод о том, что проект будет воспринят городской общественностью положительно?
— Так уж сложилось, что любой проект может стать объектом внимания и определенной негативной активности. Мы, естественно, готовы к объяснениям, общению и диалогу. Мы следуем этому принципу при реализации любого из наших проектов. Ведь мы ничего не разрушаем, мы завершаем шедевр Растрелли.
— А как будет организовано общение с горожанами, чтобы максимально подробно осветить данный проект?
— Помимо современных средств коммуникации мы думаем над проведением цикла лекций для всех желающих, где будем рассказывать о проекте. Критические настроения можно преодолеть с помощью просветительской работы. Однако мы убеждены в том, что принятие решения о реализации проекта должно все же ложиться на плечи профессионального экспертного сообщества.
— Ваш фонд уже взаимодействует с городскими властями, обсуждая проект восстановления колокольни?
— Мы действуем очень последовательно, максимально открыто и прозрачно. Как только проект будет официально представлен, начнется коммуникация со всеми профильными комитетами.
— Учитывая масштаб проекта, нет ли здесь риска появления очередного долгостроя? Как обстоят дела с финансированием?
— Основным фактором, который мы анализировали, прежде чем рассматривать возможность строительства, был анализ денежных потоков. Не имея ни подтверждения со стороны меценатов, ни уверенности, нет смысла что-либо вообще затевать. У нас такая уверенность есть. Кроме того, в нашем портфеле уже есть два реализуемых проекта, о которых я говорил ранее. Мы дорожим своей репутацией.
— А сколько времени приблизительно займет возведение колокольни?
— Мы ориентируемся примерно на 5-7 лет. Но значительную часть времени займет решение вопросов с документами и проектированием.
— То есть в течение этого времени существующий открыточный вид набережной будет испорчен строительными лесами?
— Исходя из той визуализации, которую мы делали, с набережной видно ничего быть не должно. Однако если вспомнить, допустим, собор Святого Семейства в Барселоне, то там даже сама стройка уже стала центром притяжения туристов. Потому как все понимают, что это войдет в историю.
— Давайте поговорим о переносе памятника Александру III на площадь Восстания. Разговоры об этом идут довольно давно. Почему ваш фонд решил в этом поучаствовать и где теперь будет стоять обелиск «Городу-герою Ленинграду»?
— Несмотря на то что данный памятник не является культовым объектом, он занимает важное место в истории и культуре Петербурга. А нашей главной задачей все же является возвращение городу его исторического облика. Именно поэтому фонд принял решение оказать содействие в установке памятника на прежнее место. Что касается обелиска, то, по одной из версий, его изначально планировалось установить на площади Мужества. Мы считаем, что монумент станет логичным завершением ансамбля, посвященного Победе, в том районе и фактически станет его новой доминантой.
Вообще в своей работе мы стараемся воссоздавать только самые лучшие образцы архитектуры города, соизмеряя это с потребностями сегодняшнего дня. Но смотрим мы при этом в день завтрашний: как тот или иной памятник будет выглядеть на определенном месте в будущем, как его воспримут потомки. Давайте мысленно перенесемся на сто лет вперед. Какими архитектурными памятниками начала XXI века будут гордиться наши потомки? Я уверен, это будет колокольня Растрелли.
Фото: Александр Коряков / Коммерсантъ
_0.jpg)
