«Не шумная, но уникальная» — так определил выставку «Сильвестр Щедрин и школа Позиллипо» заведующий отделом русской живописи XVIII – первой половины XIX века Русского музея Григорий Голдовский. Выставка начинается с «Автопортрета» Сильвестра Щедрина, который благосклонно смотрит на каждого входящего.
Красивый, высокий, элегантный, Сильвестр Щедрин так никогда и не женился. Доподлинно неизвестно даже, были ли в его жизни романтические истории. Его возлюбленной была Италия.
Это наваждение началось в раннем детстве, в императорском Эрмитаже, куда дядя, преподаватель Академии художеств, привел его за ручку. Маленький Сильвестр увидел Венецию кисти Каналетто и, как он вспоминал потом, застыл от восторга и более ничего смотреть не хотел.
Окончив академию с золотой медалью, он получил право на пенсионерскую поездку в страну своей мечты – на три года. Но Европа была охвачена войной с Наполеоном, поездку пришлось отложить, и Щедрин попал туда только в 1818 году, когда ему было уже 27 лет. Казалось бы, вполне сложившийся художник. Но Италия его преобразила. Уже в первых пейзажах, сделанных в Риме, где он запечатлевал величественные руины Колизея и замок Святого Ангела, заметно, как проникают в картины свет и воздух и с ними – дыханье жизни. Он пишет картины на пленэре, с натуры.
В Италии тогда обитало много русских. Благодаря поэту Константину Батюшкову, бывшему чиновником при российской миссии в Неаполе, Щедрин получил заказ от великого князя Михаила Павловича на неаполитанские виды и приехал в город, который полюбил страстно. С палитрой и этюдником, верхом на ослике он объехал окрестности Неаполя, жадно зарисовывая виды Сорренто и Амальфи. «Увидеть Неаполь и умереть», – цитировал он в своих посланиях домой известную итальянскую поговорку. И не подозревал, что судьба его последует именно этому сценарию.
Григорий Голдовский рассказал, что выставка задумывалась как международный проект к 225-летию художника. Предполагалось дополнить его картины из коллекции Русского музея пейзажами итальянских мастеров школы Позиллипо, которые работали тогда в Неаполе и которых русский художник превзошел и затмил, – Антониса ван Питлоо, Джачинто Джиганте. Была уже достигнута предварительная договоренность с итальянскими коллегами, но тут изменилась политическая ситуация, разразился финансовый кризис.
– И нам пришлось перейти на подножный корм, – пошутил Григорий Голдовский, – и обратиться за помощью к нашим отечественным музеям.
Музеи проявили солидарность, выставка сложилась. Не удалось договориться лишь с Эрмитажем, где есть несколько акварелей Питлоо, основателя школы Позиллипо.
– Но мы восполнили этот пробел, использовав медиатехнологии, – заметил Григорий Наумович. – На экранах вы можете «пролистать» биографию Питлоо и ознакомиться с его творчеством.
По его словам, не все картины, которые в российских региональных музеях приписываются Сильвестру Щедрину, действительно написаны им. Но исследования пока не проводились, потому решили ничего не менять, а построить выставку «по нарастающей»: сначала публика видит полотна итальянских представителей школы Позиллипо, затем – работы, которые можно отнести к творчеству Щедрина с определенной долей сомнения, а затем уже – стопроцентно его пейзажи.
Думал ли Щедрин, который задержался в Италии гораздо дольше положенных ему трех лет и постоянно просил о продлении своего пребывания, о возвращении в Россию? Да, особенно в последние годы своей жизни, когда страдал от болезни, которую местные врачи определили как «разлитие желчи». Сегодня считают, что, по всей видимости, это был гепатит – недуг, распространенный в жарком климате Неаполя. Страдая от болей, Щедрин начал тяготиться своим одиночеством, писал родным, что мечтает вновь увидеть Академию художеств, просил подыскать ему невесту. Но вернуться было не суждено. Он умер в возрасте 39 лет в Сорренто. Там и похоронен. На могиле стоит памятник, выполненный скульптором Самуилом Гальбергом, его близким другом.
Большая часть наследия Сильвестра Щедрина была передана его братом Академии художеств. Сегодня большинство полотен поделены между Русским музеем и Третьяковкой.
Художник, который был всю жизнь влюблен в Италию, прославил Россию. Он так писал воду, небо, передавал тончайшие нюансы освещения и движение воздуха, что его считают предтечей импрессионизма. Щедрин на полвека опередил свое время. Спустя годы после его смерти Левитан спорил с расхожим утверждением, что надо непременно ехать в Италию, чтобы стать художником, и задавался вопросом, чем пальмы лучше елок. Но чтобы елки и березки стали живыми на картинах русских художников, нужны были сначала щедринские пинии, лимонные и апельсиновые деревья. Его Италия оказала сильное воздействие на русский пейзаж, она отразилась не только в бесконечных «маринах» Айвазовского, «лунных ночах» и «радугах» Архипа Куинджи. Но и в пейзажах средней полосы России Федора Васильева, Алексея Саврасова, Исаака Левитана.
