Корреспондент «Ленты.ру» прошел 870 километров по пути паломников. Без малого 40 дней пешком по северу Испании. Примерно столько занимает путь пилигримов, современных паломников, которые со всех концов земли идут к Сантьяго де Компостела — городу для католиков столь же значимому, как Иерусалим или Рим. Корреспондент «Ленты.ру» отправился в добровольное паломничество, чтобы на собственном опыте испытать все тяготы подобного маршрута.
Паломнический путь появился много веков назад. Говорят, что начало традиции положил сам Карл Великий, узнав, что где-то на севере Испании обнаружены мощи апостола Иакова. Впрочем, испанские археологи находят на этом пути останки странников (их принадлежность к паломничеству подкрепляется главным символом пилигримов — ракушкой) еще докаролингского времени.
Современный пилигримаж был возрожден в конце прошлого века. Сейчас вся дорога, каждый городок и деревушка — под покровительством и защитой ЮНЕСКО. Маршрут пользуется невероятной популярностью — сотни тысяч человек преодолевают более 800 километров каждый год.
Чаще всего старт берут в маленьком городке Сан-Жан-Пье-де-По во Франции, затем камино — так по-испански называют путь — проходит через Пиренеи и по северной части Испании ведет к Атлантике. Есть еще несколько маршрутов в Сантьяго, но все они пользуются значительно меньшей популярностью.
Так и я стал пилигримом. Я начал свой путь 24 сентября и завершил его 2 ноября. Все это время я вел дневник.
***
Здесь все говорят друг другу: «Буэно камино!» Я тоже. С утра 64-летнему Киму из Пусана, потом канадской паре, двум чешским барышням, мадам из Берлина, которая решила мне спеть «Пусть всегда будет солнце», улыбчивому бразильцу, который появляется то тут, то там на всем маршруте, шутит и знает всех вокруг чуть ли ни по имени, австралийцу, который идет босиком.
— Вы первый человек из России, которого я встречаю на камино.
— Я тоже пока что еще не встречал, но я только вчера начал свой путь.
Вчера я приобрел паспорт пилигрима (смешно, ровно такой же в Тулузе стоил 8 евро, а здесь — 2) и после обеда побрел со своим рюкзачком.
Первая часть пути, говорят, самая трудная — нужно перемахнуть через Пиренеи. Под палящим солнцем каждый шаг, который поднимает тебя и твой рюкзак немного выше, в какой-то момент становится серьезным вызовом самому себе. Итого — чуть более 10 километров. Около шести вечера я ставлю палатку на самом невероятном горном ветродуе, который только можно себе представить.
Вначале дела идут неплохо, я легко справляюсь с ужином, и ветер не кажется слишком сильным — сделано даже несколько красивых фотокарточек. Но когда ложусь спать — он усиливается. И стоит мне отложить книжку, чтобы попробовать заснуть, — опора в виде трекинговой палки, на которой держится палатка, падает. Пару часов я безуспешно пытаюсь вернуть палатку в ее естественное положение, но снова и снова ветер оказывается сильнее.
После полуночи я решаю прекратить эти попытки. Складываю палатку и ложусь в спальнике рядом с рюкзаком. Надо мной ясное звездное небо, ночь не слишком холодная, и ветер — единственная преграда для крепкого сна. Я предполагал, что длительные пешие переходы как будто вернут меня на несколько веков назад и у меня получится ощутить течение жизни, когда человек не придумал ни автомобилей, ни поездов, ни самолетов. Но вряд ли рассчитывал первую же ночь на пути Сантьяго провести под звездами.
***
Встаю рано, быстро собираюсь и отправляюсь дальше. Все к лучшему — сегодня я засну рано и быстро. Есть шанс, что завтра получится проснуться рано и пройти с десяток километров в утренней прохладе.
Пиренеи уже за спиной, дорога дальше должна стать ровной и относительно простой. На этом маршруте мне предстоит провести еще, как я понимаю, более чем 800 километров. Сегодня снова попробую поставить палатку — ее нужно немного подлатать после прошедшей ночи. Но, я полагаю, эта задача из легких.
Я пилигрим. Вчера в середине дня я преодолел первый в собственном представлении серьезный рубеж — 100 километров. Где-то возле него оказался внушительный подъем, закончившийся табличкой, которая сообщала, что теперь у меня нет грехов, а дальнейший путь в Сантьяго я пройду с легкой душой.
***
Обычно мой день начинается около восьми утра. Час уходит на сборы, и в девять я выхожу на камино. Небольшой отдых в пути почти каждый час — делает свое дело рюкзак. К слову, пока еще не встретил кого-либо с поклажей большей или хотя бы равной моей. Самое частое — рюкзачок килограмма на четыре или пять. На меня смотрят с некоторой долей восхищения. А еще, наверное, думают, что я сумасшедший, раз тащу за собой столько скарба.
Вечером обнаружил фонтанчик с вином. Вода на камино встречается повсеместно, в каждой деревне есть небольшой фонтанчик для паломников. А тут, у монастыря, два крана с подписью aqua и vino. Разговорился с греком Аресом, который с лицом знатока уверил меня, что не обманывают-де монахи честной люд, хорошее вино.
В итоге палатку ставил уже по темноте, возле виноградника, думая, что последний стаканчик, на котором фонтанчик закончился (то ли его отключают по времени, то ли он лимитирован по объему), был лишним.
***
Дорога хорошо обозначена. Везде стоят знаки, куда идти и сколько километров осталось до ближайшей деревни. Впрочем, это не помешало мне сегодня впервые немного заблудиться. Я пропустил нужный поворот, а когда подумал о том, что давненько не встречал ни одного знака и людей, которых всегда так много, развернулся. По пути встретил двух тетушек из Германии, которые, как и я, пошли не туда.
К четырем часам дня мне удается преодолеть 16-17 километров. Я останавливаюсь на дежурный сеанс связи с домом и пару пива. Я, вероятно, неправ, и уже завтра намерен сменить пиво на сангрию. Около шести часов вечера стартую дальше и уже присматриваю местечко для того, чтоб разбить свой небольшой лагерь, приготовить ужин и прочитать несколько страниц книжки. На следующий день — все по новой.
***
Томаш из Чехии рассказывает, что работал журналистом в Ливии и Сирии, а камино проходит уже в четвертый раз. Почти весь вчерашний день мы шли с ним в ногу. Когда есть компания на пути, меньше думаешь о том, что у тебя устали спина, плечи и вообще все.
Мигель — тоже из Чехии — первый человек на моем пути, который говорит, что никогда не поедет в Россию (говорит Томашу на чешском, но я понимаю). Объясняет, что его семья 50 лет назад жила в России и сильно пострадала. Добавляет, что по разные стороны границы живут совершенно разные люди, которые думают по-разному. Позже Томаш извиняется за своего соотечественника: «По нему судят о моей стране. Как в ней может быть что-то хорошее, если в ней живут такие?» И настаивает на том, чтобы я угостился его обедом. Я не отказываюсь.
***
Двумя днями ранее впервые воспользовался альберге — местной разновидностью хостелов для пилигримов. 11 евро — ночь в кровати, возможность принять душ и постирать свои вещи. Еще 9 евро — плотный ужин. День начинается рано, не позже восьми утра все выходят на дорогу, я был чуть ли не последним.
А вчера, засыпая в палатке, я не подумал, но как-то почувствовал, что вот ровно на этом месте несколько веков назад мог засыпать такой же пилигрим, державший путь в Сантьяго.
***
Джон из Новой Зеландии — ему 56 — после смерти отца нашел среди его вещей ракушку, которой тот играл, когда ему было семь лет. Полгода спустя он вышел на камино, прицепив эту ракушку к своему рюкзаку. «Мой отец со мной в этом пути, — говорит он. — Я несу камень с его могилы. Когда дойду до Фистерры, я брошу его в океан: папа родился на берегу океана, всегда любил рыбачить и плавать». (Фистерра — городок, который здесь называют концом мира. На побережье, в 90 километрах от Сантьяго.) Ракушке, по словам Джона, 73 года.
Милтон из Бразилии каждый раз при встрече жалуется на свою работу: у него бизнес, он все время возит что-то из Флориды в Сан-Паулу. Говорит, что каждый вечер ему приходится отвечать на сотни писем: «Свой следующий камино я проведу без телефона и лэптопа».
Криста рассказывает, что сегодня с утра хозяйка альберге спросила, не боится ли она идти по камино одна. Та поинтересовалась: разве есть повод чего-то бояться? В ответ узнала историю, как несколько лет назад на камино была убита какая-то американская девушка. Криста негодует: «Я пыталась остановить эту женщину, но она все равно продолжала рассказывать эту историю. Теперь я и вправду начинаю переживать». Впрочем, несколькими часами позже ей рассказывают, что было это давно, девушка была не в себе, попыталась проникнуть в чей-то дом, и хозяева просто пытались защититься.
***
На углу перед новым поворотом портрет пастора — выглядит моложаво. Но чаще встречаются портреты людей пожилых, почтенных сединой и морщинами. Рядом с этими вехами дороги мне думается, что путь пилигримов — не самое плохое место для обретения покоя.
Каждый шаг на камино — это сотни и сотни историй, я никогда не узнаю большинство из них. И не нужно. Я чувствую, как перелистываются страницы этого романа, неважно, успеваю ли я разглядеть буквы.
Пока я иду из Наваретты в Нахеру, кто-то приближается к Бургосу, кто-то к Леону, другой уже на подходе к Сантьяго. Эта цепочка не прерывается, люди-муравьи идут и идут к своей цели. А взглянуть глубже, они продолжают свой путь сквозь страницы истории. Из года 2016 я шлю привет пилигримам прошлых столетий. Я звено этой цепи.
***
Несколько дней назад, пока я готовил ужин, к моей палатке вышел кабан — совсем небольшой, юный Пумба. Он оглядывал мой лагерь, устроенный посреди какого-то поля. Потом, чтобы рассмотреть животное, я включил налобный фонарик, тот испугался и убежал прочь, повизгивая. Днем позже я ставил палатку возле небольшого леса и весь вечер слышал шелест шагов оленей, стадо выходило из ночного леса на виноградники.
Когда я рассказываю эти истории своим попутчикам, чаще всего я слышу как объяснение случившемуся «Это камино». Камино — местное божество, на него списывается вообще все. Светит солнце и тяжело идти — это камино. Кто-то приболел на пару дней в Логроньо — это камино. Есть ощущение, что, когда случится конец света, пилигримы продолжат идти, говоря друг другу «Это камино».
***
Вчера я разменял третью сотню. Закончились виноградники — все чаще пустые поля, иногда пролески, в которых я ставлю палатку. Вдоль пути растет много ежевики — не прохожу мимо.
Иногда кажется, что я начинаю свыкаться со своим суммарным весом — меня самого и рюкзака. Другой раз — думаю, что нет, еще не свыкся. Овсянку по утрам сменил на багет, сыр, хамон и пакет молока. Вечерняя гречка по-прежнему держит позиции.
Шелест камней под ногами навязчиво напоминает хруст первого снега под ботинками, когда его еще не успели убрать коммунальные службы. Такой вот неуклюжий привет моей родины здесь, на севере Испании.
***
Госпиталь Сан Николас был построен в 1174 году для пилигримов. Он стоит практически в чистом поле, рядом нет ни деревни, ни города. Эти стены пережили больше восьми столетий, и два дня назад пришла моя очередь укрыться здесь и провести одну ночь на моем пути к Сантьяго.
Донативо — нет фиксированной платы, ты лишь ссыпаешь монетки в коробку, сколько считаешь нужным и возможным отдать за проведенное время. То же самое с ужином. Нет интернета, нет электричества: когда стемнеет — зажигаются свечи.
Ужин на 12 человек — столько пилигримов останавливаются каждый день. Еду готовят все, хозяева и постояльцы. Салат — свежие овощи, паста, хлеб, бутылки с вином — кажется, домашним.
Перед едой небольшой ритуал: все собираются в небольшой келье, двое хозяев символически омывают ноги каждому пилигриму. После трапезы за столом появляется гитара, в перерывах между песнями на французском, венгерском, иврите и корейском я успеваю рассказать пару историй из своего путешествия. Фантастическая атмосфера, стены вибрируют в унисон мелодии и рассказам. С утра двое хозяев перед тем, как пилигрим покинет альберге, читают молитву на испанском — о том, чтобы каждому из нас сопутствовала удача в пути.
***
Еще с утра я не предполагал, что буду ночевать не в палатке — мой альберге-день был как раз накануне. Но днем я встретил Томаша, которого не видел с неделю (был уверен, что шустрый чех опережает меня на пару дней). Он настоял на том, чтобы я зашел и выпил там чай с бутербродом. Я выполнил инструкцию и решил остаться на ночь — это ровно то, что должно было со мной произойти.
Сегодня как-то особенно остро я ощутил, что нахожусь в нужном месте в нужное время. И прежде я не думал, будто хорошо там, где меня нет. И не нахожу, как описать, что особенного в этих эмоциях. Но заметкой на полях их следует оставить и не забыть.
В паспорте Бена из Флоренции — итальянец коллекционирует печати с камино и планирует прийти в Сантьяго с десятком паспортов — напротив штампа с нашей последней встречи приписка «руссо амиго». Я рассматриваю, а он подшучивает: помнишь, мол, когда мы виделись в последний раз?
Бен рассказал мне, что испанцы делят путь на две части: первая (до Бургоса) — это испытание твоего тела; вторая (после) — твоей души. Следующим днем я размениваю границу и захожу в церковь в поисках печати. Пять минут разговора с пастором, и он вешает мне на шею крестик, который привез из Иерусалима. Обещаю ему, как окажусь в Москве, прислать Библию на русском языке для его месс.
С утра останавливаюсь в приятном месте рядом с небольшим мостом через ручей. Погодя ровно в этом месте спотыкается пожилой француз, он в порядке, но его трекинговая палка летит в воду. Закатываю штаны, чтобы помочь пилигриму. Вечером мы встречаемся с ним в маленькой деревушке — он несет мне бутылку пива.
— Не за тем, — говорю, — я доставал эту палку, я просто хотел помочь.
А он отвечает чуть ли ни цитатой из мультика: «Делай добро и бросай его в воду, оно к тебе вернется». Достает небольшую гармошку и начинает играть просто так, ради своего удовольствия.
***
Еще один альберге, не внесенный в мои планы, снова остановка «по вине» Томаша. Иглу американских индейцев. Чтобы не платить, выпрашиваю просто возможность поставить свою палатку. Вилберт из Голландии остановился здесь, когда возвращался из Сантьяго домой, и до сих пор волонтерствует, помогая хозяину. Весной будет три года как.
Встречаю девочку из Эстонии — имя забываю сразу, как она его произносит. «Владимир, — говорит она, — ты легенда камино. Я несколько раз слышала о русском, который автостопом добрался из Москвы до Франции. И теперь рада, что наконец встретила лично». Улыбаюсь в свои уже густые усы.
Мне нравится думать, что, пока я иду по северу Испании, со мной что-то происходит, что-то меняется. Мне нравится думать, что здесь время от времени я чувствую себя счастливым. Все иде(у)т путем!
***
Перед Леоном я накинул рюкзак и, кажется, даже не почувствовал его вес. И чего жаловался прежде, что он тяжелый и неподъемный? По такому случаю в Леоне зашел в супермаркет и не купил разве что двухлитровую бутылку кока-колы — потому что могу себе это позволить.
Ромео из Филиппин вечером просит меня на пару слов. Дело происходит в альберге, после ужина, пока хоспитальеро готовит коктейль: в глиняном казане переливается пламенем какой-то алкоголь, остро пахнет карамелью и шоколадом (на поверку оказывается, что напиток нестерпимо сладкий и осилить даже одну чашку непросто).
Ромео начинает издалека. Мол, не пойми меня превратно, восприми как должное, как доброе желание и просто радость от встречи. В итоге сует мне в руку 50 евро. Я начинаю судорожно отказываться. Говорю: «Что ты, филиппинский друг, у меня есть деньги, я просто стараюсь экономить, чтобы в своем путешествии пройти столько, сколько захочу, а не сколько мне позволит моя кредитка».
Ромео настаивает: «Пообещай мне, что ты не потратишь эти деньги на пиво. Они на тот случай, если случится что-то экстренное». И тут мы договариваемся. «Хорошо, — говорю, — но я уверен, что ничего такого со мной не случится. Я возьму деньги, но не буду их тратить. А когда вернусь к себе домой, потрачу их на благотворительность».
***
Две истории дарит мне Милтон из Бразилии — случается так, что несколько дней мы с ним идем плечом к плечу. Вначале он рассказывает, что два года назад в новогодний вечер он не смог прийти домой из-за работы. Родные — жена и сын — на него жутко обиделись. Он, в свою очередь, тоже наговорил всякого: мол, для кого я работаю, на какие деньги у тебя, сын, машина, на какие деньги ты учишься в Майами? На какие деньги ты, жена, ходишь в салоны красоты и ни в чем себе не отказываешь?
Пару дней спустя ему пришло в голову решение: он решил уйти жить на улицу, переписать дом на родных, раздать деньги и с одним паспортом пойти бродяжничать. В определенном смысле он и стал бродягой (как и все мы здесь), только улицы Сан-Паулу в своих планах он поменял на дорогу до Сантьяго. Два года ушло на то, чтобы воплотить задуманное в жизнь. Сейчас он с блеском в глазах рассказывает, что его супруга должна прилететь встречать его в конце пути.
Вторую историю он начинает и вовсе пронзительными словами: «Мой отец умер ровно в тот же день, что и родился мой сын. В одной и той же больнице утром моя семья пополнилась, а вечером стала меньше». С тех пор прошло 23 года. И все это время он ни разу не ходил к отцу — почему, он и сам объяснить не может.
Но перед тем как улететь в Европу, он впервые пошел на кладбище. И взял с собой камень с могилы. Два дня назад мы перевалили через очередные горы, на пике одной из них (1504 метра) крест — Круз де Ферро, одна из самых высоких точек на всем пути. Традиция пилигримов — оставлять возле стелы камни, привезенные из дома. Камень Милтона, нашедший там свое место, — одна из моих любимых историй камино.
Сразу после Круз де Ферро — деревня-призрак Манхарин. Около 30 лет назад в опустевшем селении один чех решил устроить альберге. Среди развалин теплится небольшой камин, вокруг которого каждый вечер собираются с десяток пилигримов. Чех считает себя наследником тамплиеров, носит соответствующее рыцарское платье с крестом на груди.
Местечко я прохожу в начале своего дня — погреться у камина не приходится, но там со мной случается что-то совершенно необычное, что я до сих пор не могу осмыслить. Я встречаю парня 34 лет, он ходит из Сан-Жана к Сантьяго и обратно уже восемь лет. У него рак, и никто не знает, сколько ему осталось. Его борода уже седая, выглядит, будто ему уверенно за 50.
Мой приятель из Тайваня Лео рассказывает, что встречал его несколько дней назад в одном из альберге. Говорит, что он предсказывает будущее и каждый раз это какие-то жутковатые предсказания.
К слову, этот Лео путешествует уже около года — объездил, пожалуй, весь мир и пока еще держит в голове планы, куда направиться после Сантьяго. После того как я рассказываю свою историю, он предлагает записать со мной интервью, оказывается, он снимает что-то вроде документального кино.
***
Последние несколько дней я делю свой путь с двумя очаровательными учительницами из Германии — Яной и Тиной. Одна преподает в школе музыку, другая — испанский язык. Не сговариваясь, мы встречаемся уже третье утро подряд, хотя они останавливаются в альберге, а я продолжаю настойчиво выискивать места для своей палатки. И весь следующий день проходим вместе.
А прежде того я встретил еще трех представительниц Германии. Они начали продвигаться к Сантьяго 15 лет назад из своего родного города. Каждый год они проходят часть пути. И вот теперь планируют добраться до финальной точки. Они останавливаются возле каждой церкви и поют а капелла какую-то песню на французском — о камино. Один раз они даже выдают мне листочек с текстом, чтобы я подпевал — тихонечко нараспев бубню себе под нос слова незнакомого языка.
***
Немного статистики. Я прошел 610 километров, до цели осталось 165, потом хочу пройти еще 90 до Финистерры. Скоро, 24 октября, будет месяц, как я непрестанно каждый день прохожу несколько километров. Сегодня я должен перемахнуть через последние горы и оказаться в Галисии.
В день, когда я вышел на путь пилигримов, у меня оставалось 1400 евро и что-то по мелочи наличными в кармане. Город к городу выставляет мне одинаковый счет. И калькулятор на моем телефоне говорит, что он составляет 16,5 евро в день. В распоряжении еще около восьми сотен европейских денег.
Раз в пять дней я останавливаюсь в альберге (лишь дважды я нарушил это правило, устроив себе альберге-день не по расписанию). Часто предпочитаю ужинать в хостелах — пилигримам предлагаются скидки. В такие ночи я лишаюсь еще в среднем 25 евро. Посчитал на досуге, что моя палатка и газовая горелка в сумме сохранили мне около 500 евро за время паломничества. Такая математика.
***
Еды никогда не бывает достаточно. Сколь бы ни съел, все равно остаешься немного голодным. Каждый небольшой привал хочется что-нибудь пожевать. При этом, хотя я и ем, будто не в себя, чувствую, что потерял в весе.
Вечером каждого дня, который я провожу в палатке — таких большинство, — мне важно найти магазин, чтобы купить молока, хлеба, сыра и колбасы (это около пяти-шести евро). На ужин, завтрак и дневной перекус. Еще важнее — запастись водой.
Вода — вообще особое дело. Редко бывает, когда мне удается найти ночную стоянку у ручейка или речки — это большая удача. Тогда я не экономлю, запасы неограниченны. Для всего остального у меня есть только полуторалитровая бутылка. Эта вода для ужина, чистки зубов, завтрака и мытья посуды. К тому же в Испании совершенно сумасшедшие оливки, которые я по возможности тоже покупаю. Вкусные и соленые. Ночью я просыпаюсь несколько раз, чтобы попить. И лучше бы осталось еще немного на следующий день, до ближайшей деревни, в которой можно пополнить запасы.
Но, в общем, я приспособился, и мне удается все свои водные ресурсы распределить как следует. Вот в первые пару недель было действительно непривычно и сложно.
На ужин у меня может быть три блюда, я стараюсь их чередовать. Гречка с тушеными морковкой, луком и колбасой. Рис с тем же набором. И картофельное пюре (разводное) с тунцом — самый ленивый вариант, потому что ничего тушить не надо, а мыть приходится только одну посудину. Завтрак — неизменная и нескончаемая овсянка. Прежде готовил ее на воде. Теперь развожу с молоком и, признаться, доволен ей каждое свое утро.
Всю еду, естественно, ношу на себе. Мой запас — три-четыре автономных дня (сейчас, пожалуй, даже хватит на неделю). Еда — это около трети веса моего рюкзака, которому так часто поражаются другие пилигримы.
***
Просыпаюсь я с солнцем. Около пары часов провожу за сборами. Около 11 часов утра выхожу на путь. Привалы стали чаще и дольше. Под вечер, оставив позади пару пива и несколько бутербродов, я слегка переваливаю за 20 километров и ищу место для палатки. Неделю назад прошел границу Галисии — здесь найти приятную полянку, рощицу и даже яблоневый сад очень легко. В восемь вечера я готовлю ужин у палатки, в начале десятого (плюс-минус) забираюсь в спальник с книжкой, а ближе к 23:00 засыпаю.
871 километр — каждый день в пути, шаг за шагом. С утра — собрать рюкзак, потом метр за метром к новому месту для палатки или кровати в альберге. Самый скромный день — первый, 10 километров в Пиренеях. Проходя границу Галисии, день отдыха, но все равно на 14 километров ближе к цели.
***
Сотня километров перед Сантьяго де Компостела — туристический аттракцион. Номинально для того, чтобы получить диплом о переходе пути пилигримов, в определенном смысле индульгенцию современной католической церкви, достаточно пройти только этот кусок камино в Галисии. Паломников становится в разы больше, этот поток (страшно представить, что творится летом, в сезон отпусков) с раннего утра и до вечера не кончается.
Мимо проходит девушка, на плече которой сидит попугай-неразлучник. Парень путешествует на ослике: он идет рядом, а на животном самый современный и навороченный рюкзак (не знаю, что может быть абсурднее).
***
Подсознательное ощущение, что вот она, моя цель, тормозит невероятно. Частые остановки, улиткой по склону Фуджи. Через три километра после небольшой остановки вспоминаю, что поставил свой айпад на зарядку в кафе и забыл его там. Тьфу. Нахожу, куда спрятать рюкзак, чтобы возвращаться налегке. Навстречу две корейские девушки на велосипедах — разом в голове появляется мысль спросить велосипед на 10 минут — туда и обратно. Девчонки соглашаются, а я мчу со склона и думаю, что вот так я опробовал еще один способ паломничества.
Наконец, Сантьяго де Компостела. Но я совершенно ничего не чувствую. Как будто прохожу очередной Бургос или Леон. Дядька в офисе дежурно выдает мне положенный сертификат. Право, бабушки в маленьких деревнях северной Испании улыбались мне шире и лопотали на своем этом языке что-то куда более доброжелательное и приветливое.
Тетушка рядом говорит по-английски, предлагает еще один диплом — но за дополнительную плату. Тубус для хранения важной бумаги. И доверительно сообщает, что дядька — чуть ли не директор офиса пилигримов. В переводе на русский, это значит, что мне повезло, и выпадает эта честь не каждому.
Забавной деталью запоминаю, что дядька сомневается, как правильно написать мое имя на латыни. Перебирает несколько вариантов и останавливается на «Владимирум». Фамилию не трогает.
***
Следующие дни — моя дорога к Фистерре — компенсация. Долгие века к этому побережью Атлантики пилигримы шли потому, что считали его краем земли. То есть натурально местом, где земля заканчивается. Стараниями Колумба знания географии путешественников улучшились, привычка пройти после Сантьяго еще 90 километров — осталась. В Фистерре у маяка на том самом крайнем утесе люди жгли свою одежду — символ того, что они избавляются от своей прежней греховной жизни.
Контраст с предыдущей неделей, почти все время я иду один, попутчиков — единицы. Природа, погода — все на моей стороне, тишина и покой, ни аттракциона, ни балагана. Встречающиеся пилигримы как и прежде приветливы, но как будто глубоко внутри себя о чем-то думают и не слишком разговорчивы. Быть может, ровно то же можно сказать и обо мне.
За полсотни километров до океана после полноценного пешего дня я решаю продолжить идти ночью. Дорогу освещаю налобным фонариком. Однако сил хватает лишь на несколько часов. Ближе к полуночи я сдаюсь, нахожу приличную для моей палатки полянку и ложусь спать, поставив для себя (хотя совсем не гнался) новый рекорд.
***
Пишу, и, кажется, не верю сам себе — я искупался в океане. Уютный маленький пляж, вроде бы скрытый от взглядов — поэтому не стал даже доставать плавки. Несравненное удовольствие, потрясающе. И тем же вечером гнался за закатом, чтобы успеть с края земли посмотреть на то, как солнце тонет в океане. Облака так и не дали поставить этой галочки, но заранее приготовленные носки отлично занялись в пламени костра.
.jpg)
