Фестиваль Earlymusic провел серию из двух концертов "Апофеоз барокко" с музыкой, большей частью впервые прозвучавшей в России: французские комедии-балеты в исполнении ансамбля La Simphonie du Marais и органные раритеты в программе Густава Леонхардта, впервые выступившего в России в качестве органиста. Большой концертный день Earlymusic открылся в Академической капелле, куда фестиваль, при поддержке французского института в Санкт-Петербурге, привез La Simphonie du Marais — один из самых авторитетных ансамблей, специализирующихся на французской музыке "от Люлли до Рамо". Впервые в Санкт-Петербурге прозвучали комедии-балеты младшего современника Люлли, Марка-Антуана Шарпантье, созданные им совместно с Жаном-Батистом Мольером. Этот жанр с танцами, пением и мелодекламацией процветал во французском искусстве "золотого века", в первые десятилетия правления "короля-солнца". Именно в нем, наравне с балетными дивертисментами, сложился стиль классического танца, впоследствии вошедший в моду по всей Европе и достигший наивысшего технического совершенства в русском балете последних полутора веков. La Simphonie du Marais танцев не показали, это не их профиль. Зато в течение двух с половиной часов звучали увертюры, интермедии и серенады из "Мнимого больного", "Графини д'Эскарбаньяс", "Брака поневоле", "Сицилийца" и "Необычного веселья" (либреттист последней — Раймон Пуассон). Многое в этой музыке открывается заново даже французской публикой: некоторые номера из "Мнимого больного" были обнаружены лишь в 1980 году, а про Раймона Пуассона часто пишут как о чрезвычайно модном в свое время, но "сегодня забытом" драматурге.
В этом силен и Густав Леонхардт, великий музыкант и ученый, который в беседе с корреспондентом "Ъ" заметил: "Первым делом нужно выяснить, что хотел сказать композитор, но потом, не противореча ему, сыграть это так, как хотел бы сыграть я". В качестве примера господин Леонхардт вспомнил свою запись клавесинных пьес Антуана Форкре, про которые "в далеком будущем скажут: так это играли в начале XXI века". То, что "исторически информированное исполнительство" музыки прошлого не исключает соучастия в нем качеств современного, живущего нынешним днем музыканта, Густав Леонхардт подтвердил в церкви святой Марии на втором концерте фестивального "Апофеоза барокко". Он собрал программу из странной, даже вдвойне странной музыки. Во-первых, прелюдии, фантазии, токкаты и другие пьесы голландца Яна Свелинка, фламандца Абрахама ван дер Керкховена, испанца Корреа де Араухо, немцев Йоханна Керлла и Йоханна Райнкена — это провинциальная музыкальная культура Европы в первой половине и середине XVII века, перенимающая и по-своему адаптирующая отголоски всего нового от "передовиков" музыкальной мысли того времени (Италии и Франции); а во-вторых, картина мира в этих уголках Европы еще блуждала между ренессансным и барочным сознанием. В результате мы имеем дело с "корявыми", но тем и интересными техникой контрапункта, гармоническим слухом, приемами голосоведения. Словом, с уникальной манерой письма, одновременно ученой и примитивистской. От пьесы к пьесе господин Леонхардт продвигался от 1625 (Windeken голландского анонима) к 1699 году (Aria Sebaldina Йоханна Пахельбеля), аккуратно, "год за годом" оттачивая барочный стиль. И вот уже у Франсуа Куперена, Генри Перселла, Георга Бема и Георга Муффата органный стиль приближается к тому, что мы опознаем как "высокое барокко" и хорошо заучили по музыке Баха.
Орган церкви святой Марии оказался явно мощнее тех акустических параметров, которые ему предлагает пространство. Это придает звуку специфический эффект "отсеченных" обертонов. Никакой реверберации, отсутствие привычного в больших кирхах и костелах натиска звука, терпкость и отчетливость тембров в руках Густава Леонхардта стали созвучны подобранному репертуару. Этим нетривиальным звуком маэстро "вышивал крестиком" — заботливо прокладывал прихотливые мелодические траектории с множеством микронюансов во фразировке, слегка колеблющимися темпами, аккуратной орнаментикой, частой сменой регистровки. Строгое отношение к деталям сочеталось с максимальной свободой в смысловой интерпретации музыки. Густав Леонхардт намеренно маркировал ее странности, самые неожиданные, нетипичные обороты, и иногда хотелось приписать авторство не фламандцу или испанцу XVII века, а изощренному композитору-интеллектуалу XXI века. В этом весь Леонхардт — человек, вдохновленный прошлым, но живущий настоящим.
